Странные вещи происходят в жизни молоденьких и хорошеньких девочек. Вот с одной, например, приключилась обычная на первый взгляд штука. Сон ей приснился. Сон и сон, и, кажется, удивляться особенно нечему, а только вот Наденька тяжело перенесла  выпавшую на ее долю усмешку Морфея. Сначала она бросила институт, родную прикладную математику, а потом и пятицентовую монету с Карлова моста. Впрочем, это было позже, в Чехии. Вопрос в другом. Что так потрясло нежное, юное создание? Что привиделось ей в том достопамятном сне? Об этом я и собираюсь порассказать тебе, дружок, уподобившись Федону, некогда столь же туманно разглагольствовавшему перед людьми о Сократе. Из запутанного рассказа девушки, мне стало понятно лишь то, что, оказавшись в состоянии так называемого быстрого сна, она побывала в приемной одной иностранной фирмы. 
- Отчего же именно иностранной? - удивитесь вы. Я попробовал, было, спросить о том же девушку Надю. Но она лишь смущенно и грустно улыбалась... 
- Иностранной, - отвечала она, покусывая нижнюю губу, - там даже у секретарши был такой заграничный вид. Когда я протянула ей свои бумаги, она эдак вот усмехнулась, и, указав средним пальцем на дверь кабинета, произнесла сухим конторским голосом:           
             - А известно ли вам, милочка, что собеседование будет проходить на английском языке? Да? И что? Готовы? Х-м! В таком случае – вон она, дверь в кабинет.
Вхожу. За столом, обыкновенным офисным столом, за массивным монитором, сидел самый обыкновенный иностранец. Эдакий доктор Уотсон. Или английский пациент, это уж как хотите. Жестом он предложил мне сесть. Я так и сделала, ведь мои ноги, при одном только виде этого начальствующего типа, сделались ватными. И в виске, как сейчас помню - левом, стучало. Я села, и он некоторое время меня рассматривал. Молчал и смотрел на меня. Больше ничего.
Смекнув, что в столь неживой атмосфере нужно самой брать быка за рога, я, нахально заложив ногу на ногу, насколько можно сексапильно вздула губки и, с придыханием, чуть-чуть хрипло произнесла:
- Well?
Иностранец в ответ, на мои гримасы, растянул свои губы в стандартной рекламной улыбочке. Закончив улыбаться, он по-английски попросил меня быть внимательной. Его явно обрадовал мой кивок, и он встал из-за стола. Повернулся ко мне спиной, снял пиджак и повесил его на спинку стула. Затем, судя по жестам, принялся расшнуровывать галстук. У меня пересохло горло… А англичанин – мне кажется, это был все-таки англичанин - еле слышно напевая себе под нос, стягивал брюки…
- Не могу я говорить… - Наденька жестами попросила минералки. 
  И значит, о дальнейшем рассказывать буду уже я сам.
Как только этот мистер разделся (а разделся он до трусов), Надя попыталась убежать, но не смогла даже встать со стула. Она неотрывно смотрела на происходивший перед ее глазами удивительный и захватывающий номер. 
Посмотреть было на что. Иностранец, - в одних, повторяю, трусах, - встал со стула и улегся на спину прямо посреди комнаты. После чего, повернув лысеющую голову к Наденьке, он, внятно, явно выбирая несложные слова, произнес длиннющую английскую фразу, из которой Надя поняла едва ли половину. Что-то вроде: 
         - Пожалуйста, возьмите мою левую ногу, приподнимите ее… энд…
          Далее последовало продолжение, но Наденька, к вящему ее ужасу, ничего не поняла. Сумев, наконец, встать, она смело шагнула вперед. Наклонясь к англичанину, она дотронулась до его ноги. Мужские конечности такого рода в народе прозываются – мослы. Итак, представьте себе: девушка, ко всему прочему - девушка симпатичная, - несмелыми ладонями берет эту волосатую мужскую ногу и приподымает ее над земной поверхностью. Сам собой возникает вопрос: «Что с ней делать дальше?» И - о чудо! - счастливая мысль не заставила себя долго ждать. И вот уже Надя, с усердием начинающего массажера, легонечко раскачивает эту самую ногу влево и вправо. Она действует так до тех пор, пока расслабленный и несколько утомленный иностранец, на чистом английском, как говорилось уже, языке произносит слово: «Stop». Потом встает. Молча одевается, опять-таки, стоя спиной к растерявшейся красавице. И вдруг, резко повернувшись, он с размаху усаживается в кресло. Наденька остается стоять, а иностранец, легко перейдя с английского на чистый, без малейшего акцента, славный питерский диалект, заявляет буквально следующее:
          - Вы, дитя мое, все верно поняли, когда я попросил вас приподнять левую ногу. Вы исполнили это просто идеально! Мне очень жаль, но я не заставлял вас болтать ею во все стороны. Я всего лишь просил вас слегка покачать ею вверх-вниз. Вот так, милая, вот так… Вы не прошли собеседования.
          Вот и все. Не знаю глупо это или нет, но Наденька перепугалась. Что ж, она  всего-навсего девушка. Она юна. Хороша собой.
          Теперь ей предстоит со всем этим жить.