Шесть часов утра.
Тихо. Поезда ходят редко и постоянным тоннельный шум совсем не такой как днем, - на платформах только пустые скамейки и бабушки. Дедушки попадаются также редко, как и остальные пассажиры... Основной ход по пенсионным удостоверениям. Жетоны продаются вяло. Хотя нет, вот уже пожилая мама с взрослой дочерью. Куда это они? На вокзал? Или с вокзала? Загадка. Вещей нет, но явно не москвичи.  Остановились у схемы, что-то ищут. Осторожно на экскалатор. Здоровая коровистая дочка плохо одета. А мама - мама как все. Нет,  не москвичи...
Вдруг понял куда едут бабушки - убираться. В конторы, офисы. Самое ихнее время - до работы. Как их называют сейчас - технички, уборщицы, сестры -хозяйки? Вот тоже название - сестра - хозяйка... Пожилые золушки.
Молодых почти нет. Иногда проскользнет кто-то непонятный и как небыло. Вот парень пошел мимо, сосредоточенный как офицер генштаба. Нет, не нашего конечно, генштаба. Чьего-то...Или нашего, но царкого. Идет твердо, кожанный плащ туда-сюда, туда-сюда. Из гостей. Пьяный ведь в ноль. Молодой еще и идет потому тверже трезвого. Засиделся... Или выгнали бедного? А на улице двадцать. Февральских двадцать, не летних.
Мало народу, мало. Видно лица. Захотел - посмотрел. Ответного взгляда не будет. В шесть утра и в двадцать минус, по сторонам не смотрят.
Электропоезд пришел. Мужик сидит читает газету. Вчерашняя. Новых еще нет. Продавцы в ларьках появляются в минут тридцать, тридцать пять седьмого. Вчерашняя газета... Бумага порченая это, а не газета. Да нет, просто мужик противный. И ездит, скорее всего, всю жизнь в шесть. Что у него за работа такая? Совсем ведь бодрячок, -выспавшийся. Видно...
Контролеры у турникетов кутаются от сквозняка из дверей. “Здравствуйте. -... здравствуйте.” Удивил.

Семь утра.
Вдруг бабушек уже нет. Только что были. Больше мертвых баранов пошло. В смысле дубленок. Идут. С разными воротниками. То как седло воротник. А вот с претензией. Интересный. Коричневые, черные бараны. Но все очень функциональное без изысков - с рынка.  Это куда они? Сейчас семь, им к половине восьмого или к восьми. Значит магазины, госслужащие. Но такие госслужащие. Победнее.  С утра кофе быстро, детей в сад.
Прибывает. Серые бараны, шиворот-навыворот бараны, крек. Секретарши поехали. Тут уже все - помада, прическа. Бестолковые. Минус двадцать - они без шапок. Больше, больше, ...залихорадило турникеты. Засбоило у касс. Вжик-У-у, вжик - У-у. Поезда заходяться. А сейчас еще ввели это - ”соль - ми - до”. Хотя нет, не дубленки погоду делают, показалось. Пальтишки, шапочки вязаные, а то и старая восьмидесятая “аляска”.  Вот люди носят. Не сгнила еще. Работяги. Строят .., а что нынче строят? Москву? Капитализм? Лица утренние. Злые, сосредоточенные. 
Стайка студенток пропорхала. Орут чего -то. Веселые. Попадаются все-таки веселые. Тоже без шапок. Как их мама-то отпускает? Эти к первой паре. Первокурсники. А вот и ребенок шальной. Мальчик лет двенадцати. Куда он? Томагочу до уроков купить? Интересно.
Ага. Милиция вышла. Охотяться. Смотрят кавказцев. Тоже заработок. Какие -то милиционеры у нас метрополитеновские, какие-то хилые, маленькие, дети подземелья. “Соль - ми - до”. Им так всю смены по голове. Бедные. Хотя не жалко почему-то.

Восемь - девять.
Атас, чего творится. Жетончики, талончики, проездные, удостоверения, карты. Если кто-то думает, что контролеры смотрят на то, что им показывают - то он сильно ошибается. Они смотрят на лица. На походки. Неопытных видно. Стой - куда, что у вас? Ага., обмануть хотел.
Я понял. Это как в игру играть. Азартно. Психология, не фунт изюма. Не холодно контролерам. Хвать из толпы за рукав. - Пошел платить. А там очередь. А ты не обманывай. Если не можешь уверенно мимо пройти. 
Женщины среднего возраста, наверное, никогда не попадаются. У них все есть. Либо проездной, либо опыт. Но это редко - опыт. Авантюризма просто меньше. Дети в школе... Сидеть уже можно не рассчитывать. Хотя старикам уступают. Правда. Если в уши не успел запихнуть наушники - встанешь как миленький. Воспитание, что ли? Аль не пионеры мы, не октябрята? Были. Вон нас сколько мимо идет. 
Поездам совсем туго приходится. “Поскорее производим посадку-высадку.” Что у них за голоса такие? 
А я сам видел того негра, что у нас в метро работает. На Нагатинской. Нормальный негр. Москвич, наверное.
 В соседнем вагоне толпу качает, как болванчиков. Или это тебя качает? Нет, лучше , если соседей. Шапки в нос лезут.  Шуб тоже много. Шубы больше все-таки к девяти едут. Дети тоже в школе,.. или внуки.
Njkgf/- Ой, это я переключиться забыл из латиницы. 
Толпа. Не стадо -толпа. Идеи общей нет. Нравиться мне это. Народу много, а идеи общей нет. Хотя если на рекламу посмотреть, может показаться, что и есть. Какая-то. Или может показаться, что альбом Зосимовой - душки-милашки, интересен кому-то. Стоял, смотрел. Нет, никому не интересен. Зря висит. Вообще все зря висит, если не на Курской. На Курской народ любопытный. По сторонам смотрит. И на Киевской. По сторонам, - на сумки, по сторонам, - на сумки. Все равно крадут. Приезжие. Гости столицы. Их уже ждут. Милиция любит приезжих.  Есть о чем поговорить. Москвичам ведь некогда.
А вот бабушка с тележкой. Старенькая бабушка. Идет, а за ней тетки. Она тормозит их стремительный полет. Недовольны. Извини нас, бабушка. А тетки - они сами такими будут. Пускай не хорохорятся.
Хотя зря я на них. Однажды видел, как женщина в метро рожать стала. Тетки, ксати, молодцы оказались. Очень быстро все делали. Женщину - на скамейку у стены, сами вокруг, кто-то врача кричать. Врач тут же оказался. Такия же, кстати, тетка. Обступили, что-то делают с ней. Я потом по телевизору слышал - нормально. Молодцы тетки... Давно было. В восемьдесят девятом. Летом. Фрунзенская, по-моему. И ведь как быстро все у них получалось. Рожать  ведь все тетки умеют. Или почти все...
Сползают червяками с экскалаторов...Прямо стихи  - “сползают червяками с экскалаторов, и рассыпаются налево и направо. Народ идет, бежит по экскалатору, - боится опоздает на завод.” - Хреново вышло. А  всего хреновей, что не правда. На заводы сейчас опаздывай - нехочу. Ничего тебе не сделают. Премии, чтоль, лишат? - Не-а. Когда не платят по полгода, никто тебя премии не лишит. И так не богато живешь. Да и кому лишать? Мастеру? Не станет- корпоративные интересы. Нынче ты с мастером одной крови. И у вас ее не много.
Опаздывать бояться теперь в банки, в компании. Вон они идут- белые воротнички. Из мелких. Зимой, кстати. не всегда и видно, кто белый, а кто в свитере. Демократичная у нас температура. Я вот, когда за минус двадцать пять, вообще в армейском тулупе езжу. Хорошо себя чувствую. У нас, кто в такую погоду в тулупах ездит, даже правило есть. Увидел в армейском тулупе - посмотрел в глаза ему. И свой тебе уже человек. 
-Гляди, Ген, вон мужик в таком же.
Японцы мне знакомые очень завидуют по поводу тулупа. Они купить-то его могут, а вот одеть на работу -нет. Мерзнут пачками... Не жалко, почему-то. 
На что похоже? - Понял . кровеносная система. Такой подземный большой и малый круги . Нет поезда - на платформе тихо. Подгребает народ. Стоит. Пришел поезд, - одни эритроциты-тромбоциты вавыливаются, другие вваливаются на поезд и поехали до следущей остановки - артерии. Цикл одного  удара. Точно. Метро - аорты и артерии. Автобусы, троллейбусы, трамвай - вены. Пешком- каппиляры. Город -организм. Можно еще долго продолжать...  
А вот еще в голову пришло. Мощная мысль: “ Мы все вышли из метро! И туда же уйдем когда-то!”
Эвона. Придет же в голову. Это потому, что девять часов в метро. Давка. Сейчас пройдет. Уже скоро, в десять.

Десять - двенадцать часов утра.
Передохнем. Спокойствия нет, конечно, но ритм устоялся. Глянь, опять собака. Который раз ее вижу. Небольшая дворняга заходит в вагон на Щукинской, выходит на Пятого года, или на Баррикадной. Дела у нее, чтоль, здесь. Смело так едет. По поведению видно, что знает куда. Интересно...
Кто у нас в еще тут живет? Голуби и воробьи. Иногда, каким-то образом попав на станцию, они весь день летают из одного конца, в другой, и чирикают. Как они улетают отсюда? Им ведь есть тут нечего. 
Больше, похоже нет никого. Одни люди. Пассажиры. Вон нас сколько. В десять идут разные. Студенты, гости столицы, безработные, домохозяйки, школьники прогуливают. Раньше, помните, школьников сразу было видать. Все ходили в форме. А сейчас - кто как. Чтобы увидеть их, - глаз нужен. Редко ходят по одному. Они больше кучками передвигаются по своим делам. И чаще всего бегом. 
Однако проснулись глаза. По сторонам смотрим. Нет, молодой человек, эта попа только со спины красивая. Нечего и пытаться обгонять смотреть в лицо. Не послушал... Бедный. А нечего. Нашел тоже место. Мы в метро не знакомимся. Мы в метро встречаемся- да, а знакомимся в других местах. Тут не та скорость жизни.  
Кого, интересно, та девушка ждет?  Уже минут тридцать. Ходит - ходит по платформе. Иногда смотрит на часы. Хорошее лицо какое, Светлое... Так и знал! Пришел. Вальяжный такой, подбородок вверх, губы брезгливо так - куриной задницей. Но высокий, богатый. Старше лет на десять. Опытный... Мечта юной девушки. А она радуется! Челку поправляет. Говорит, что -то быстро. Пока у него лицо не поскучнело совсем. Молодая. Ну, пусть повезет тебе...   
Попрошайки пошли. Посвободней стало в вагонах - появились. Почему у них акцент один? Они, что, все из одного города? И у всех “двадцать семей на вокзале”. И вот еще что: они так  говорят букву “Ж” в слове пассажиры! Как будто она с мягким знаком. “Жь”. -“Пассажьиры”. “Уважаемые таварищи пассажьиры. Ми на вакзале двадцать семей ...” Смесь западенцев с вологжанами. 
Но ведь подаем! И я подаю.  Значит правильно эти интуитивисы- экспериментаторы образ почуяли. Не потому, ведь подаем, что жалко. Не можем не подать. Проще подать, чем сделать вид, что спишь или так газетой увлекся. Интересно...
Это вообще как, по Станиславскому, по Михаилу Чехову, по Брехту? Надо спросить у кого-нибудь. И почему так неудобно в глаза цыганятам смотреть? Те профессионалы. Зырк, за руку хвать, гладят руку, целуют. Неудобно. А вот мужик собрался: “ Иди отсюда!”. Цыганенок пятилетний ушел. А мужик сволочью выглядит. Интересно...

С двенадцать до трех.
 Мы кушаем. Мы выбегаем из засиженных контор набить брюхо. Кто чем. Кто сосиской с булкой. Кто гамбургером. Кто-то может себе позволить ресторан. Это самое демократичное время. Помните, у животных на водопое перемирие? Так и у нас. В одном вагоне в обед может оказаться начальник вашего отдела, начальник управления, курьер, и еще бог знает кто. В центре днем тяжело на машине. Нас настигло и это явление  - пробки. Посему, в обеденный перерыв не брезгуют опуститься под землю те, кому по статусу давно не положено здесь бывать. Но, статус в рот не положишь, а есть надо , особенно с твоей язвой. Что, нет язвы? В банке работаешь и нет язвы? - да брось, старик, не скромничай. А то можно поверить, что ты и налоги платишь.
Вот, вот один едет. Важное думает. Часы - «Картье», галстук - «Гужжи». Рука тянется к радиотелефону. «А, черт, не работает.» Гримаска. Нет, нет, не на публику. Так, привычка, в бесконечность. Ничего, брат, потерпи. От этого еще никто не .., а кстати, жаль.
Иностранцы. Смешные. Особенно японцы. Какие-то стайные создания. Цокают, головой крутят, улыбаются. Почему, интересно,  они все время улыбаются? Рефлекс?
А вот немцы никогда по сторонам не смотрят. Или вот еще: сидят на ступеньках молодые ребята, через плечо ролики, в руках пепси-кола. Американцы? - Фига, наши. Просто такие наши, как американцы. Это кино виновато. О чем они говорят? Интересно...хотя нет.
Говорят, скоро в вагонах поставят телевизоры. И будут крутить рекламу. Едете вы в вагоне. А там «Кальве? Майонез?» Или «Я никогда не чувствовала себя такой защищенной...» или « Моя попа стала теперь еще более сухой.» Куда будет податься честному человеку?  В провинцию? За славой?
Хотя есть еще вариант. На десять вагонов с рекламой делать один - без телевизоров. И сделать проезд в этом вагоне в пять раз дороже. А что? Хочешь отдохнуть - плати.
Что это? Это злость. Это середина дня. Метро. О-ох. 

Три - пять. 
Все подряд. Все кому не лень толкают друг друга. Проснувшиеся жены потянулись по дорогим магазинам. Голодные творческие люди зашевелились ближе к вечеру. Глаза алчущие, голоса хриплые, вид благородный.  Атмосфера ожидания. 
Чего ждем? - Ждем шесть часов.

Шесть.
Кто ты? Шмыг, шмыг, а ты кто? Стоп. Быстрее. Так быстро двигаемся, что даже ругаться некогда. Быстрее. Из вагона прыг, на переход шмыг, в дверь просочиться, все, встали. Двери закрываются, поехали. 
Только неопытные  думают, что в вагоне все равно где стоять. Самые блатные, после сидячих места, те , что около стенок и дверей, противоположных открывающимся. Потом идут места сразу справа и слева от входных дверей. Можно опираться спиной в боковые стороны сидений. А уже потом - все остальное.
Шесть это не просто время. Это промежуточный финиш. Надежда на скорый отдых. Домой, к дивану, собакам, друзьям, выпивке. Может быть к женам. Может быть...  
Вот, вот мимо пошел. Ничего вокруг не видит. Пальто старое, шапка дрянная, ботинки грязные, лицо счастливое. Понятно почему счастливое - в руках компьютерный диск. Так и знал - «Сборник игр». И ведь счастлив. Очки не меньше минус шести. К кому их относить- К интеллигенции? Жалко его. Ведь если бы не сутулился, был бы высоким. Где они с девушками знакомятся? А нигде. Они начитанные, оригинальные, очень смелые во взглядах, если почитать их конференции. Но по-моему, абсолютно не способные к нормальному размножению. Извините. 
Но не все домой. Кто-то в театр. Кто-то в по магазинам. Кто помоложе, просто так могут пройтись по Тверской, к Манежу. Но это в центре. До кольца. Кто на радиальных ветках за кольцом - все домой. 
Почему на разных ветках люди разные едут? В сторону Планерной - поприличней, в сторону Автозаводской, Выхино - попроще.  Может кажется? Или что значит поприличней? Субьективно. Но, если ты, например, всю жизнь ездишь вечером к Речному, и однажды  понесло тебя в Перово, то как только в вагон зайдешь, сразу словно в чужую контору попал. И, кстати, выдаешь в себе новичка - больше оглядываешься. Интересно...

Семь.
Да в общем тоже, что и в шесть. 

Восемь.
И все-таки мы устали за день. Шаги медленнее, не спешим. Больше идем за развлечениями. В гости, в кино, в клуб. Передвигаемся кучками. Где - то назначаем встречи. В середине платформы или где? У первого вагона или у последнего? На кольцевой, или на радиальной? Мы опаздываем, приходим вовремя, путаемся в месте встречи. Макияж обновлен. Как и не работали. А может и не работали? Может мы по другому, не как все? Ничего, это возраст, придет время так же , всего скорее будем спешить к себе домой к мужу, урокам детей, к телефону. Не хочу говорить к сериалу, но и к сериалу тоже будем спешить. Большинство будет... 
Семь, восемь, девять часов - самое время для музыкантов. К некоторым из них очень привыкаешь. Помню девушку с перуанской флейтой кена. Длинные темные волосы, худощавое лицо. Глаза за челкой. Похожа сразу и  на  хиппи, и на шизофреничку. Очень хорошо играла. Где она научилась так владеть этой чужой дуткой? Одно время она меняла станции, но играла каждый вечер. Потом с ней стала играть скрипачка тридцати с небольшим. И тоже очень хорошая. Но это, уже, не тот случай. Скрипка была ...ну не после консы, но после Гнесиных, очень похоже.  Очень разные они были. С кену девочка явный интраверт, играет-живет. А скрипка, та по-другому. Иногда, она будто срывалась,  - будто  всю жизнь ждала такой вот вроде бы не пафосной возможности - не в оркестрике, не в цивильненько, а вот так, как взбредет. Хочу вот и зашнурю. И потом -ой, чегой-то я. Наше музыкальное образование ничем не выбить. Сама пугалась своей смелости. Интересно...
Потом с ними еще кто-то стал играть, потом кто-то говорил они по клубам выступать начали. Года два их уже не видно...
Дед был еще. Просто тип а не дед. Борода длинная, где не прокуреная, белая. Глаза всегда прищуренные - толи от дыма, вечного сигаретного дыма, толи от прожитого, усы насмешливые,  руки... Руки  с палочками. Барабан.  Шевелил так, что шуба заворачивалась. Драйва в нем  - через край, но и характер, видно не сахар. Сидел на Охотном ряду.  Ему сыпали не всегда... Играл иногда так мощно, что народ пугался. Не всякая почтенная мать семейства понимает в хорошем барабанном соло минут на пять. Но уж если сыпали, то не мелочь. И молодые  кидали.  
Дед тоже, не долго играл один. Сначала появился еще один дед с банджо. Очень какой-то трогательный. А потом к ним присоединился донельзя инфантильный и долговязый юноша в круглых очках и с контрабасом, и мужик лет сорока с трубой и лицом язвенника. 
Много музыкантов играет. Кто-то подолгу, как две бабушки на Кузнецком мосту. Кто-то появляется на сезон, как дети с балалайкой на Баррикадной прошлом году.
Играют и в телогрейках на гармошке и в смокингах на скрипках. Вот в телогрейках и на скрипках не играют. А было бы, кстати, интересно... А что? Одеть тех ребят и девчонок с Театральной в телаги. Их там восемь или девять. И пускай своего Вивальди раскладывают. Альты, виолончель, скрипки опять же... и в таком виде. Интересно посмотреть было бы на реакцию их преподавателей. Они там часто мимо ходят...
Очень понятно, почему играют все вечером. Утром или днем мы слишком спешим. Не можем остановиться послушать, если понравилось. Да и много нас. Тесно.И шуму от нас много. А если вообще  разрешить играть, или рисовать под землей? Места нет? Так понаставили же ларьки везде. А так, вечером идешь, - слева тебя рисуют, справа тебе поют. Ренессанс, а не метро.      
 
Девять- десять часов вечера.
Те, кому завтра на работу тоже сдались и все-таки поехали в сторону дома. Там, наверху, заканчиваются спектакли, закрываются магазины. Город начинает ночной забег и это уже другая история. Кто еще? Вечные московские гости, кочующие с вокзала на вокзал с тюками, чемоданами, тележками. Чумная  молодежь, в электрического цвета куртках. Слушатели вечерних отделений, в которых нет и половины энергии «дневных» коллег,  тащатся с занятий.  Что-то мало целующихся. Видимо из-за мороза сидят дома. Интересно... У только что спустившихся вниз, лица красные и стянутые. Народ передергивает плечами. Все-таки холодно... Там... Ну там, где земля только снизу, под ногами. 
Мужик, с простецким видом, в минутном ожидании поезда, пьет пиво. Прямо из бутылки. Нипочем ему температура воздуха. Его уже пасут добровольные санитары - собиратели бутылок. Допил. Подошли. Пожал, зачем-то, плечами и отдал. А что? Все равно у нас в метро нет мусорных ведер. Почему, кстати?

Одиннадцать - двенадцать или с двадцати двух до двадцати трех. 
Уже спим. Прямо в вагоне либо добираем  у вчерашних либо берем авансом у грядущих снов. Поздним вечером спящих больше, чем ранним утром. Мало таких, кто и спать может, и проспать не боится.  Но есть. Женщина клевала - клевала головой, наконец наткнулась на плечо соседа. Тот смеется. Пусть спит. 
Датые тоже есть. Сядет такой в поезд, стукнется лбом в колени - нипочем ему конечные станции. А что если проснется уже в тоннеле?  Что в голову придет? Больную. 
Будят их, как не будить, но не всякого разбудишь.
А несколько раз встречались такие экземпляры, что спят стоя. Это уже мастерство. Одна рука крепко держит сумку, вторая за трубу, которая вдоль потолка, голова положена на бицепс. Скульптура,  а не человек, вершина создания! Зачем миру генная инженерия, если мы такое можем? 
Больше небольших, в два-три человека, кампаний ближе к ночи.  Давно замечено, за разговором можно от Юго - западной, до Преображенской за десять минут доехать, вместо часа с лишним. 
Поезда ходят реже, можно постоять несколько минут на платформе в почти тишине. Бежишь по экскалатору, торопишься, прибежал- «метра» нет. Что делать? 
Действительно, что делать? Вот и стоит человек в кои то веки на платформе, смотрит по сторонам. Маяковская - на ремонт закрывают, говорят, на несколько лет. Площадь Революции - опять у револьвера ствол отломали. А что, - лепота. Постоял, повертел головой - мысли о своем, дождался, поехал, а мысли опять о своем. Красивое у нас метро? -спросят. Да у нас лучшее в мире! - ответим.  

Последний час работы. С двенадцати до часу ночи

В метро моют полы. Серые машины похожие на машинки для детских атракционов жужжат и убирают грязь... Мы наследили. Редкие по большей части случайно застрявшие пассажиры. Интересно... Метро как -то связано с домом... Домой - из дома. Домой - из дома. 
Может это просто усовершенствованная телега для перевозки людей? Она скрипит себе в вечных сумерках подземелья запряженная лошадью, обученной ходить только по кругу. В шахтах, что ли, их держали? 
Мимо проехал странный поезд с запыленными окнами и подьемным краном. Смешно загудел.  В нем есть несколько вполне обычных, только очень грязных вагонов - абсолютно пустых. 
Впрочем, в обычных электричках тоже почти никого нет.
Что тут скажешь? Ночь наверху...