Макс назвал «Угря» японской «Калиной красной». В сюжетах, действительно, сходство есть. Некий японец (простите, но все имена действующих лиц я забыл через пятнадцать минут после финальных иероглифов) убивает свою жену, застав её с любовником. Освободившись условно (очевидно, убийство из ревности не считается в Японии очень тяжелым преступлением: дают за него не так много), японец, намастерившийся в тюрьме стричь своих сокамерников, начинает новую жизнь — открывает парикмахерскую. Его опекун предупреждает: надо быть тише воды, ниже травы — иначе весьма вероятно возвращение в зону. И, конечно же, почти сразу что-то случается — рядом совершает самоубийство незнакомая девушка.

Её откачают. Это лишь малая часть событий «Угря». На тихого японского цирюльника наваливаются все возможные и невозможные напасти. Дело осложняется внутренним конфликтом: несмотря на прошедшее время, герой переживает смерть жены. В общем, пожить спокойно не удастся никому — кроме тех, кто хочет спокойно поспать в своём кресле.

Да, для людей, страдающих бессонницей, «Угорь» вполне можно прописывать вместо лекарства (принимать один раз, вечером, после еды). Ритм фильма вгоняет в сон, а мелькающие тут и там вставки неизвестно откуда неизвестно куда лишь окончательно запутывают дело. Монотонность повествования (выбивается только финальная сцена — глобальная потасовка в парикмахерской) практически нейтрализует все остальные достоинства фильма — в первую очередь, сложный и интересный сюжет. Неторопливый нарратив, корни которого растут еще из любимой японцами русской классической литературы, с трудом раздражает взращённые на ТВ рецепторы. И те добрые слова, которые хочется сказать в адрес «Унаги», не будут слышны из-за дружного зрительского храпа.